Цитаты

Я нахожусь под невероятным впечатлением, которое граничит с потрясением, от всего того, что я увидел в его совершенно бездонных - по диапазону тех проблем, которые не могут, не имеют права проходить мимо человеческого сердца, - партитурах... Каждый звук Артёмова - это сердце, это душа, это нервы, это тонкий мелодизм, это какая-то небесная магия, которая тянет тебя ввысь - к чистоте, к самосовершенствованию, к красоте... Это тот двигатель души, который мне как исполнителю необходим. - Я слышу их, я наслаждаюсь, я страдаю, когда я работаю над партитурами сочинений Вячеслава Артёмова...

Дмитрий Китаенко, «Советская культура», 23.04.1988

Артёмов имеет абсолютно ясное и абсолютно неповторимое композиторское лицо. И это самое важное для композитора. Артёмов приносит славу нашей стране и русскому искусству. Вот - Слава, который приносит славу.

Мстислав Ростропович, интервью Российскому телевидению в Вашингтоне, сентябрь. 1990

...Он в своей музыке раскрывает глубину этого мира, глубину жизни человеческой с очень далёкого, космического расстояния, когда видна самая суть, смысл, тайна этих явлений. Когда я дирижировала его Плачами, я испытывала в этот момент действительно глубокое потрясение от переполнивших меня чувств. Духовная сила этой музыки влияет на мою личность необыкновенно; музыка попадает мне непосредственно просто в сердце.

Лиана Исакадзе, интервью Всесоюзному радио, ноябрь, 1987

Сегодняшняя премьера На пороге светлого мира для многих вашингтонцев - первая возможность услышать сочинение несравненного композитора... Первая часть тетралогии - Путь к Олимпу - ошеломляющая.

Октавио Рока, «The Washington Times•», 20.09.1990

Моё первое впечатление от музыки Вячеслава Артёмова совершенно незабываемо. Что меня поразило - это неожиданная, даже по сравнению с наиболее значительными произведениями нашего века, глубина. Глубина и темперамент! Его музыка передаёт взгляд мудреца на наш мир (или взгляд святого), но в то же время - сострадание и трепет. Эта музыка требует от исполнителя интенсивнейших переживаний, в ней надо просто жить.

Станислав Бунин, интервью Всесоюзному радио, декабрь, 1987

Новая советская симфония, посвящённая американскому оркестру, - явление весьма необычное. На пороге светлого мира Вячеслава Артёмова - вещь ещё более редкая: это творение гения... Это - мятущаяся музыка, глубоко волнующая и необыкновенно красивая...

Октавио Рока, «The Washington Times», 24.09.1990

Я не знаю ничего похожего на Симфонию элегий в мировой музыке. Она - уникальна.

 Саулюс Сондецкис, интервью Всесоюзному радио, декабрь, 1987

 В то время как заключительные аккорды симфонии (На пороге светлого мира) ещё парили в воздухе - за мощной кульминацией последовал впечатляющий уход в тишину - раздались крики одобрения и овации стоя.

Джозеф МакЛеллан, «The Washington Post», 22.09.1990

Артёмов - выдающийся композитор. Его Requiem поднял русскую музыку на недосягаемую прежде высоту. Благодаря Артёмову мы не только достигли в этом жанре европейского уровня, но и превзошли его наивысшие достижения – Requiem’ы Моцарта и Верди.

Тихон Хренников, интервью Всесоюзному радио, ноябрь, 1988

Requiem Артёмова не волнует - он потрясает, терзает душу, вырывает из мира обыденных человеческих эмоций, заставляет содрогнуться, мучает и одновременно просветляет, очищает сердце... Композитор посвятил своё сочинение «Мученикам многострадальной России» и - соразмерно масштабу трагедии - создал гигантскую звуковую эпопею, величественный монумент с тщательной выписанностью всех деталей, тонкой проработанностью каждого штриха и вместе с тем - необъятный... И ещё об одном необходимо сказать - о чистоте художественного языка сочинения, красоте как исходной этической предпосылке всех средств, всех приёмов выражения. Потому так исключительно сильно воздействие музыки. Она красива всегда. Никаких экстремальных средств воздействия на слушателя, никакого давления, никаких превышений. Классическая концепция искусства!
Это - звуковой памятник трагедии русского народа.

Юлия Евдокимова, программа к премьере Requiem 'а, 25.11.1988

Тихое веянье - поразительно оригинальная, великолепная партитура. Мы являемся очевидцами музыки, которая отваживается просто существовать, сияя как солнце, позволяющее нам наслаждаться его теплом. Глубокие религиозные убеждения г-на Артёмова делают его редким явлением среди русских композиторов и включают его в избранную компанию О. Мессиана и раннего К. Пендерецкого на мировой музыкальной сцене.

Октавио Рока, «The Washington Times», 26.01.1992

Я могу сравнить его только со Скрябиным. Артёмов близок Скрябину по стремлению духа ввысь, по удивительному соединению грандиозного и утончённого.

Владимир Федосеев, «Советский балет», № 4, 1988

Сочинение Артёмова (Концерт 13-ти) полно захватывающих эффектов и поразительных контрастов. Новые идеи, появляющиеся на каждой странице, всецело поглощают слушателя.

Джером Хоровиц, «Las Vegas Review-Journal», 02.12.1990

Романтические влияния, соединённые с природным даром Артёмова, создали индивидуальную музыкальную манеру, которая предельно современна и несомненно русская. Он - редкий тип русского художника: мистически вдохновленный композитор, демонстрирующий множество взаимозависимых граней своего таланта.

Роберт Мэтыо-Уокер, аннотация к компакт-диску «Way», «Olympia», 1993

В век минимализма и абстракции Артёмов стоит особняком - его музыка создана, чтобы служить возвышенным целям, как этому служили поздние работы Скрябина и творчество Мессиана. Это делает её уникальной.

Стивен Аллен Вилтон, аннотация к компакт-диску «Way to Olympus», «Mobile Fidelity», 1989

И не случайно сам Артёмов называет себя романтиком: его музыка необыкновенно изысканна и очень, очень красива.

Дмитрий Алексеев, интервью Всесоюзному радио, декабрь, 1987

Артёмов обладает прирождённым, непостижимым по точности ощущением звука. Звук в сочинениях Артёмова - это абсолютная материя переживания. Движение звука - не что иное, как движение чувства, одушевляющего иную реальность. От его музыки веет нежной силой, трогательной и одновременно непреклонной. Она полна просветлённого пафоса существования.

Валерия Любецкая, программа к концерту, МЗК, 10.04.1986

Артёмов - именно такой композитор, который особенно необходим своей стране в это трудное время. Он не просто персонифицирует бунтовщика против бывшего аппарата власти. Важно, что он не вынужден, как до него Шостакович, служить летописцем текущего момента или маскировать свои истинные чувства и стремления. Его музыка и его художественная позиция отражают поиски нового порядка духовных ценностей, который основан на особом значении личности и возвращении к вечным ценностям.

Ричард Фрид, программа Кеннеди центр, сентябрь, 1990

Музыка Артёмова, вобравшая в себя токи мощных предыстоков, - это больше чем музыка, это - звуковая картина мира. Это - глубокое переживание Трагедии народа, его судьбы, столь беспрецедентной по историческим масштабам, что это придаёт ей вселенский смысл. Отсюда - «космизм» артёмовской музыки... Как сказал сам композитор: «Я стремился создать музыку - возвышенную, как дух нашего народа, и трагическую, как его судьба. Мой Requiem - это музыкальный памятник трагической истории России, нравственному подвигу наших новомучеников».

Михаил Капустин, «Искупление», 1989

Вячеслав Артёмов признан как наиболее выдающийся композитор его поколения, для некоторых он - наиболее значительный русский композитор после Шостаковича. Что не нуждается в особенном акцентировании - это благородство и искренность подлинной духовности, которая пронизывает всё искусство Артёмова... 

Симфония элегий - поразительное творение, занимающее уникальное место для её автора и для русской музыки в последней четверти XX века. Артёмов несомненно преемник Скрябина: мистический мир - определённо, но основанный на естественных базовых принципах, мир, который своей покоряющей неотразимостью озаряет глубины человеческого существования так, как это не удалось никому из композиторов.

Роберт Мэтью-Уокер, аннотация к компакт-диску «Elegies», «Olympia», 1993 

Сочинение Артёмова (Денница воссияет) можно рассматривать одновременно как религиозное и романтическое... и это одна из черт, которая делает музыку Артёмова сколь пленительной, столь и своевременной манифестацией оптимизма, восходящего из недр мира, в котором, как кажется, так мало надежды.

Ричард Лэнгэм Смит, программа Барбикан сентр, 11.07.1993

Вячеслав Артёмов занимает особое место в русской музыке... В Заклинаниях он воссоздал поразительный по реальности и яркости звуковой образ первобытной магии. Кажется, что это не сочинённая автором музыка, но где-то реально бытующая и подслушанная им, воскрешённая его надиндивидуальной генетической памятью. 

Альфред Шнитке, аннотация  к пластинке «Пробуждение», «Мелодия», 1983

Для ума, желающего пройти витиеватые лабиринты русской мысли, для души, желающей приобщиться к русскому мирочувствию, нет лучшей пищи, чем музыка Артёмова. Философская отрешённость и живая образность русской мысли провоцируют друг друга, создают небывалый доселе духовный сплав, из которого на рубеже XXI столетия рождается уникальный мастер звука Вячеслав Артёмов. Любовь к музыке Артёмова неизбежна, как неизбежна радость самопознания...

Дина Кирнарская, «Московские новости», № 64, 18-25. J2.1994

Нет сомненья, что трагическое мироощущение композитора, как и черты героического стиля в его творчестве, - это следствие его судьбы. Поразительно другое: в музыке Артёмова бьётся сердце, исполненное такой исступлённой, просветляющей любви, какой, вероятно, мы не найдём среди художников, подвластных диктаторским режимам стран, художников, творивших в атмосфере сопротивления и окружённых ненавистью.

Валерия Любецкая, аннотация к компакт-диску « Vyachesla v Artyomov» (Musica non grata), «BMG Classics», 1998

Вот уже десять лет Requiem Вячеслава Артёмова остаётся единственным музыкальным символом покаяния перед живыми и мёртвыми мучениками России.

Тамара Грум-Гржимайло, «Кулиса НГ», №19. ноябрь 1998